Ознакомительная версия.
С беженцами Калюта повидался, тоже полыбился неумно, произнёс несколько слов на их языке, а через Лишку велел передать, что нечего ждать похорон старого шамана, с ними всё ясно и можно принимать их в род зубра хоть завтра. Вождь этими словами остался недоволен, но и тут перечить не стал, велев старикам готовить всё к празднику. Главное, что шаман словом не помянул о последней воле предшественника — то ли не знает о зелёном клинке, то ли, как и сам Тейко, не верит, будто такой был.
Тихое утро следующего дня было нарушено громом пустотелых колод. В самом центре селения, у женского дома пылал великий костёр. Женский дом — место особое, сюда рожениц приносят, ежели случится, что дома разродиться не может. Тут травницы хозяйничают, знахарки. За крепкими стенами хранятся бабские амулеты и первый среди них — священная шкура нерождённого зубра. В этот дом мужчинам хода нет — испортишь тонкое ведовство, кто тогда твоих же детей спасать будет?
Но сегодня обряд общий и проводиться будет под открытым небом у всех на глазах. Разом шестнадцать человек прибывает в роду зубра, причём только один — настоящий ребёнок, сосущий материнскую грудь, а прочие — люди в самой силе. От таких роду немалая польза может проистечь. Да и кровь обновится. Род хоть и большой, а всё о таких вещах забывать не следует.
Заполыхали очистительные костры, разожжённые женским, тёртым огнём. Лишаки разделись донага, оставив в гостевой хижине все свои вещи. Пятнадцать немолодых женщин из всех семей рода ожидали в доме, лёжа на освящённых шкурах, словно роженицы. Этих женщин вскоре нарекут матерями новых родичей. Младенец, принесённый беженцами, ни о чём не ведая, спал под присмотром чужих людей. В сегодняшнем действе он не участвовал — через пару дней его будет усыновлять собственная мать. И свои, и пришлые сошлись, что так всего правильнее. Одно дело — названное родство, совсем иное — родство кровное, и лучше в них не путаться.
На каждый из костров хозяйки навалили по целой охапке свежей душицы и блоховника, что на рассвете были собраны в окрестных рощах. Густой пахучий дым окутал фигуры стоящих. Калюта дребезжал брекотушками, хрипел что-то неразборчиво, отпугивал недобрых духов. Те из женщин, что постарше, недовольно поджимали губы — слаб шаман, не видно в нём настоящей силы. Матхи уже и не жил, считай, а сила в нём была. А этот — нехорош, как только в степях с диатритами управляться умел? Настоящий шаман во всякое время дня любое колдовство справить может: а этот — то ли себя бережёт, то ли не может толком к предкам обратиться? Одно слово — слаб шаман. Потому, должно, и торопится себя проявить — этакое дело затеял: не дождавшись, пока прежнего шамана похоронят. Да и Ромара бы подождать не мешало — тоже не последний в роду человек… Впрочем, старух никто не слушал: в праздник брюзжать — себя не любить.
Воины стояли позади лишаков — по два вооружённых охотника за спиной у каждого из будущих членов рода. Первый из охотников вооружён швырковым копьецом из птичьей кости, второй держит ременное боло с гроздью каменных желваков. При такой охране, поди, никакая вредятина к костру не проползёт.
Ещё минута, и очищенные от всего инородного люди смогут родиться второй раз — детьми Лара. Шаман вскинул бубен, загудел резко и незнакомо:
— Смотрите!..
Крик многих людей слился в единый вопль. Каждый кричал своё, но испуг, ярость и отвращение были общими для всех. Казалось бы, минуту, один удар сердца, миг назад перед глазами всех стояли обычные, хоть и странноватого вида, люди, обнажённые и слегка напуганные предстоящей церемонией, а теперь среди них объявились три приземистые фигуры в одежде и при оружии.
Чужинцы! Подменыши! Оборотни-мэнки!
Первыми опомнились воины, стоявшие за спинами у чужаков. То ли просто приучены были не зевать по сторонам, то ли Калюта успел чего шепнуть, когда вздумал целоваться при встрече. Разом свистнули арканы, плотной петлёй ложась на горло тех, кого едва не приняли в свой род. Кроме охранников и вождя, все остальные мужчины пришли на площадь без оружия, но и без того у оборотней не оставалось ни единого шанса вырваться из плотной толпы. Тейко коротко крутанул священный кистень, и один из врагов упал с разбитой головой.
— Живьем взять!.. — Дребезжащий старческий голос разом перекрыл разгневанный рёв мужчин и исступлённый женский визг. Те, кто обернулся на крик, увидели в самых задних рядах иссушенного временем безрукого старика.
Ромар! И когда вернуться успел, как в селение прошёл незамеченным? Об этом сейчас никто не думал. Главное сейчас творится между костров перед женским домом. А Ромар на то и Ромар, чтобы прийти вовремя.
Один из оборотней мёртво обвисал в руках Данка, кровь лужицей растекалась в пыли. Двое других хрипели, придушенные ременными удавками, кроме того, каждого из них держали ещё по двое охотников. Чернобородые, вместе с которыми в селение проползла зараза, подчиняясь короткому приказу, ниц лежали на земле и не смели поднять голов.
Ромар, пройдя сквозь раздавшуюся толпу, на мгновение склонился над убитым, убедился, что тот на самом деле мёртв, затем повернулся к пленникам.
— И впрямь — мэнки, — протянул он, и лишь тогда люди заметили, что на площади, где только что каждый кричал своё, стоит глухая от дыхания сотен людей тишина.
Ромар наклонился к одному из чужинцев, тому, что прежде притворялся женщиной. Заглянул в раскосые глаза. Гривастый бестрепетно встретил взгляд колдуна, широкий рот растянулся в улыбке.
— Похоже, я ошибся, — произнёс мэнк, почти не коверкая слова, — кто мог знать, что среди вас окажется такой сильный маг… И молодой шаман, — оборотень бросил взгляд на Калюту, — тоже не так прост. Хотя это вам не поможет — мы уже узнали всё, что хотели, даже что ты, безрукий, жив до сих пор. А вот вы не узнаете ничего… — Глаза чужинца внезапно закатились под выпуклый, лишённый бровей лоб, лицо залила синева, тело безвольно обвисло. Ромар кинул мгновенный взгляд на второго пленника. Тот тоже был мёртв, белая пена стекала из приоткрытого рта.
— Вот, значит, какие у нас гости! — Тейко шагнул вперёд, нефритовый желвак угрожающе загудел в петле.
— Успокойся, вождь, — примиряюще произнес Ромар. — Остальные настоящие. Они не виноваты, что чужинцы оказались столь изощрёнными колдунами. Зато нам это будет уроком. Этот, — Ромар пихнул ногой лежащее тело, — сказал неправду. Мы узнали самое главное: отныне мы знаем, чего ждать из восточных степей. А эти — настоящие люди, и было бы нехорошо убивать их теперь, когда наши общие враги мертвы.
Жалобный крик прервал колдуна. Одна из двух оставшихся среди чужаков женщин приподнялась с земли и что-то кричала Ромару, отчаянно размахивая рукой. Воин, стоявший за её спиной, пихал её между лопаток тупым концом дротика, пытаясь заставить лечь обратно на землю, но женщина не обращала внимания на удары, продолжая быстро, взахлёб кричать. Ромар сделал знак охотнику, чтобы тот не трогал пленницу, шагнул к кричащей ближе, что-то спросил на её родном языке.
Ознакомительная версия.